«Нужно, чтобы во всех городских администрациях появилась статья расходов „Городское искусство“»

пятница, 10 июня 2011 года, 12:21

Павел Шугуров: художник

Недавно Нижний Новгород посетил уникальный современный художник из Владивостока Павел Шугуров. Уникальность его состоит в том, что он сумел привлечь к созданию произведений искусства в стиле Street-ART чиновников местной администрации, и мэрия стала активным союзником городских художников. А год назад Шугуров сам стал начальником отдела дизайна управления градостроительства и архитектуры мэрии Владивостока, и теперь выдает разрешения и деньги на создание новых шедевров молодым граффитчикам. О том, как творцу наладить диалог с властью, он рассказал корреспонденту РИА «Время Н».

— Павел, Вы долгое время занимались так называемым «уличным» искусством, как удавалось договариваться с милицией и чиновниками?

— Это длинная история, которая потребовала от меня упорства и терпения. Зато сейчас могу с уверенностью сказать, что в моем родном Владивостоке искусством занимаются и художники, и чиновники. Несколько лет я обивал пороги городской администрации со своими проектами, чиновники ко мне привыкли и приняли в свои ряды. Теперь творческой молодежи у нас стало легче, ребята приносят мне эскизы, а я стараюсь вообще их не править. Владивосток имеет свою историю, но любому городу нужны символы, а их просто так не выдумать. Поэтому я разрешаю все, чтобы получилось такое варево из временных проектов, а что из этого останется надолго, решают жители и время. Сначала все проекты мы воплощаем в виде росписи, которую можно закрасить в любое время. Если же проект становится частью города, то мы воплощаем его в бетоне, чтобы запечатлеть надолго.

— То есть, жители сами решают, что оставить. А как быть с чиновниками в других городах, ведь их не так просто убедить в том, что уличная роспись нужна?

— Поймите, мы нужны чиновникам так же, как и они нам. Они ведь тоже хотят резонанса. Например, можно построить или отремонтировать целую дорогу и не получить ничего, а можно на льду нарисовать рыбу, и все СМИ напишут и покажут. Если вы собираетесь в кабинет высокопоставленного человека, старайтесь донести до него именно эту мысль.

— Но ведь и у Вас не сразу стало все гладко. Расскажите, как вы боролись с непониманием в кабинетах чиновников?

— Я всегда был готов идти на компромиссы, потому что понимал, что иначе не получу ничего, начинать надо с малого. Во Владивостоке, например, большая рельефность пейзажа — сплошные возвышенности, из-за которых крыши превращаются в еще одни фасады, поэтому сразу захотелось разукрасить именно их. У меня была задумка изобразить на крыше необычного человечка с крыльями. Я предложил это троим чиновникам, двое отказали сразу, один согласился, но сказал, что картинка уродливая. Тогда я предложил ему ласточку, и он согласился. Душу, конечно, щемит, когда хочется творить, а тебя вместо этого заставляют ласточек и парусники рисовать, но на эти компромиссы приходится идти, потому что нельзя сразу получить яблоко, надо сначала выкопать яму в земле и посадить дерево. Я часто общаюсь с иностранными художниками, у них уже все взошло, а я еще только вскапываю. Чувство такое, словно я космонавт, который должен сам себе сколотить ракету и выкосить травку на полянке, с которой она будет взлетать. Так что мы еще косим и строим, вместо того, чтобы лететь к звездам.

— А жители как относятся к современному искусству?

— Это отдельная тема. Жителей тоже нужно выращивать, прививать им вкус. Например, на глухой стене в Петербурге еще до того, как я вернулся во Владивосток, мы пытались нарисовать такую необычную картину — диалог Че Гевары с Сальвадором Дали. Но нам не дали закончить шедевр, потому что жители просто вызвали милицию. На самом деле в этом наша вина. Представьте, Че Гевара похож на Басаева, а Дали — на Петра Первого. Мы начали рисовать с кубинца, жители увидели, что у них во дворе изображают чеченца и вызвали милицию. А начали бы с «Петра», никто бы и слова не сказал.

— То есть, до действительно стоящих проектов мы пока не доросли?

— Дорастаем постепенно. Мы, например, на льду залива во Владивостоке красками нарисовали золотую рыбку, которая кричит рыбакам «привет!» Думали, что они будут рядом сидеть, ловить, а они разбежались все, чтобы ее не потоптать. В следующем году в том же заливе мы поставили огромную статую «Золотой рыбак» из пенопласта. Задумка заключалась в том, чтобы вокруг большого рыбака сидело много маленьких. Но у них выдался нерыбный год, и рыбак остался в одиночестве. Эти проекты были мне очень по душе.

— А какими еще своими проектами Вы особенно гордитесь?

— Воспитание общественной среды и чиновничества дает свои плоды, и спустя несколько лет я смог сделать то, что действительно люблю. Особая моя гордость — это проект «Обитатели Миллионки». В Екатеринбурге есть такой исторический район, где раньше жили китайцы — говорят, их там были миллионы, поэтому район так и называется. Все понимают, что исторический город надо сохранять, а как это делать, никто не знает, а я как раз предложил конкретный проект. Моя задача заключалась в том, чтобы заманить людей с главных улиц во дворы. Я расположил в этих дворах фотографа, короля Миллионки, который заправлял опиумными курильнями, китайского водоноса и городового. Это долговечные картины на стенах, вылепленные из серого цемента, покрытые белым и по нему прорезанные до первого слоя. Выпустили путеводитель по Миллионке в стиле своеобразного квеста, чтобы люди бродили по району и пытались найти фигуры. Образовались целые сообщества, форумы, на которых жители и обсуждали, кто что нашел. Было весело. Это и есть пульс города. Главное, чтобы таких проектов было много, и они принадлежали разным художникам. А художники, в свою очередь, имели бы свой стиль, свое авторское видение, которое было бы легко узнаваемо, а что это будет — авангард или реализм — не суть важно. Город должен быть открыт для всех стилей.

— Вот теперь Вы сами стали чиновником, каковы Ваши планы на этом посту?

— Ни в одной администрации ни одного города России пока нет в расходах статьи «Городское искусство», поэтому ни один чиновник не знает, куда это вписать. Есть статья «Благоустройство», но это означает совсем не то. Когда я пытался найти денег на проекты, я был и в департаменте городского хозяйства, и в департаментах культуры и архитектуры. Мне никто не хотел помочь — и не потому, что чиновники все злые, а потому, что просто не знают, куда вписать эти расходы. Моя задача — сформировать такую статью, чтобы ежегодно выделялись средства на городское искусство, чтобы был совет, в который входили бы и старики — монументалисты, и молодежь — графитчики, и просто искусствоведы. И чтобы этот совет принимал решение, каким проектам быть, а каким — нет.

— В чем Вы видите свою миссию как художник?

— Мы живем в странном обществе, которое потеряло самоидентификацию и национальную идею и до сих пор ее не нашло. Правительство делает шаги, но это меры сверху, а мы внизу сидим и ждем, когда нам дадут идеи, сделают нормальный город. Это неправильно, каждый должен делать свои шаги. Особенно это относится к художникам, которые сегодня нужны как никогда. Вспомним: в советское время именно скульпторы были на острие времени, они формировали и направляли людей. А теперь они почему-то с этого острия ушли, теперь оно больше принадлежит ученым. А художники потерялись между индустрией интеллектуального развлечения и религиозного эстетства. А сейчас они нужны, потому что они могут поставить вопрос и завязать общественный диалог. Надо вызывать эмоции. Художник может через свое искусство заставить общество шевелиться, расти и главное — разговаривать. Ведь это большая проблема — мы друг с другом не разговариваем. Постоянно делим себя на группы: вот продавцы — каста, они плохие, милиционеры, чиновники — тоже касты, тоже злыдни. А хорошие только я и мои друзья. Но ведь такая философия очень порочна, потому что разобщает и мешает общаться, находить общие решения. Художник может сплотить, и в этом его миссия. Только в диалоге мы можем понять, кто мы и в чем наша идея. Потому я и занимаюсь творчеством, потому я и задвинул на время свое «я» подальше и начал рисовать парусники и ласточек. Но постепенно общество зреет, и можно открывать еще что то, направлять его.