Про страстотерпцев, чудотворцев и поганый столб

Целый год продолжался долгоиграющий проект ЕФ ГЦСИ «СтолпоТворение». Начало было положено в сентябре 2006 года на проходившем в Москве фестивале «Cтой! Кто идет?», где мы презентовали выставку уральских художников. Чуть позже, в мае 2007, с выставкой смог познакомиться и екатеринбургский зритель. Завершилось же все public-art фестивалем, состоявшимся этим летом в нашем городе, и символом его, как и прежде, была выбрана недостроенная свердловская телебашня.

Телевизионная «каланча» подошла на эту роль не только в силу своей приметности и эмблематичности для Екатеринбурга. Лишившись какого-то бы ни было утилитарного назначения, заброшенная башня превратилась в своего рода монумент, памятник эпохе, самим своим существованием проблематизирующий понимание «public-art» - не чего-то рутинного и консервативного, нацеленного на поддержание «счастливой, довольной, бюрократической «социализации» того или иного места , но вызывающего, будоражащего и провокативного. Никак не вписываясь в официальные программы, башня служит напоминанием об амбициях и планах, сопровождавших ее появление, о стране, в которой она родилась и о стране, в которой очутилась потом, об удалых временах самоубийц и экстремалов. Ее настоящее – охраняемая стоянка вокруг, лазерная реклама, пускаемая по стволу, новые грандиозные планы по превращению башни то ли в парк развлечений, то ли в деловой центр – отражение периода новых амбиций, и это очередная эпоха. Какой еще подобный символ-монумент есть у нас? Да, Екатеринбург переживает сегодня настоящий скульптурный бум, но на смену советским пропагандистским монументам приходят максимально деидеологизированные, забавные памятники, посвящаемые влюбленным, сантехнику, человеку-невидимке, клавиатуре . В подчеркнутой «неофициальности» новых скульптур, отсутствии какой бы то ни было гражданской позиции, идеи парадоксальным образом заключается государственная программа. Традиционные функции «мест памяти» в условиях поляризации общества оказываются невостребованными, ведь «прошлое разнородно, раздроблено, гетерогенно. …Для одних оно покрыто романтическим или сентиментальным флером, другим оно видится как деформированное насилием, третьи пытаются за одной складной и привычной историей побед, славных подвигов и свершений увидеть совсем другую, доселе замалчиваемую историю — историю цены, заплаченной за эти свершения молчаливым большинством» .

Особый случай – драматичный сюжет с расстрелом в Екатеринбурге царской семьи, превращенный в модную туристическую «тему» и нашедший отражение в строительстве помпезного храма. Громоздкая скульптурная группа у храма, изображающая «венценосных страстотерпцев», предлагает вместо осмысления исторического эпизода «воцерковленную» версию мученичества и святости погибших Романовых, вместо вынесения реальных исторических оценок – призывает к коллективному покаянию

На Западе о кризисе репрезентации и невозможности увековечивания памяти традиционными методами задумались уже давно. В частности, в Германии, для которой проблема исторической памяти стоит особенно остро, активно развивается такое явление, как «антимонумент», или «контрмонумент». Так, для создания «Монумента против расизма» в г. Саарюбрюкен художник Jochen Gerz просто выгравировал на обращенной к земле стороне брусчатки, которой была выложена ведущая к бывшему зданию гестапо дорога, названия разрушенных нацистами еврейских кладбищ. Другой художник, Horst Hoheisel, на месте разрушенного нацистами «Aschrott's Fountain» в Касселе, (в 1908 году фонтан возводился на деньги немецко-еврейской компании Зигмунда Эшротта) запроектировал уходящее в землю пирамидальное отверстие-воронку. Ему же принадлежит один из наиболее радикальных «мемориальных» проектов. Думая над тем, как выразить в формах монументального искусства отношение к Холокосту, Hoheisel предложил взорвать Брандербургские ворота, похоронив тем самым имперские амбиции Германии. Предложение было отклонено, но в данном случае сама выдвинутая идея выступает актом искусства.

Свердловская телебашня – спонтанно возникший «контрмонумент» смыслово перекликается с «пеплом» Бранденбургских ворот и развивает излюбленную художниками тему руин, останков некогда могучих строений и колоссальных памятников , давая богатую пищу для размышлений. Тем не менее, приходится сознаться, что разговора с художниками об общественных пространствах, о разного рода противоречиях, связанных с исторической памятью, о возможностях «монументов» и феномене «контрмонумента» не вышло. «Фантастическая» составляющая во всей этой истории – башня как некий невероятный городской персонаж, миф, химера – увлекла участников фестиваля куда больше, нежели социальная риторика куратора. По собственному редакторскому произволу я все-таки решилась привести во вступлении (оно же – лирическое отступление) всяческие соображения и теоретические выкладки, касающиеся башни. В конце концов, репутация «бумажного архитектора» даже почетна, не знаю, как с кураторами. Но пора сказать о самих проектах фестиваля. Не обо всех, поскольку это трудно осуществимо, а лишь о нескольких.

Мифологический Дендрарий

Идея самого масштабного проекта принадлежит петербургскому художнику Паше Шугурову, предпочитающему, правда, действовать «от имени и по поручению» арт-сообщества «33+1». Шугуров развил целую историю вокруг недостроенной башни. Якобы, с ее возведением, с появлением некой энергетической вертикали в экологии края произошли необратимые изменения, и в пределах этой аномальной зоны начали оживать самые диковинные растения уральской земли. Мифологический портрет каждого такого растения Паша добросовестно и скрупулезно разрабатывал, с привлечением множества научных и литературных источников. Получился более чем солидный «гербарий». Из богатейшей номенклатуры выдуманных художником растений у меня в любимцах числится Кура-лопух. Растение когда-то давно росло по берегам озера Шарташ, а на его гигантских листьях селились целыми семьями наши далекие предки. Голландские художники, доведись им узнать поподробнее о быте «кура-лопушан», непременно разразились бы прелестной жанровой серией. Но ничуть не меньше заслуживают внимания и Болотная кочка, и Тополь-Потап, и Семивер… Всего 33 растения – по числу персонажей арт-сообщества.

Проект нашел воплощение в виде фрески, заборной росписи и так называемых «секретиков». Последние представляют собой арт-объекты, установленные на набережной Исети, на Аллее Культуры – отлитые из бетона кубы с вмонтированными в них живописными, графическими и мозаичными изображениями семи фантастических растений. Бетонные «изваяния» совсем невелики росточком, чтобы прогуливающимся карапузам было сподручнее изучать «секретики», отсылающие к известной детской забаве. Мозаичное панно с каменным цветком и правда весьма напоминает «клады» из стекляшек, засушенных лепестков, конфетных фантиков и золотинок, припрятываемых в укромных местах. По законам игры, прекрасно известной детям, знанием о сокровище полагается делиться лишь с ближайшими друзьями в знак особого к ним доверия – очень трогательный обычай, хорошо бы распространить его и на взрослую жизнь. У меня, по крайней мере, состоялся уже не один задушевный разговор поблизости с «секретиками». Да и место действительно исключительное – нарядные ивы над рекой, старые кирпичные постройки, слегка отдающие иностранщиной (заводской английский пригород), недостроенная башня и недовозведенный ажурный купол цирка . И «секретики». Семь маленьких столбиков, башенок в миниатюре, проекций одной гигантской прародительницы так же из мира флоры – «поганки». И каждый «секретик» со своей историей, которую, если нет охоты домысливать самому, можно узнать, посетив созданный Павлом Шугуровым сайт (http://33plus1.ru)

Чудеса

Тема всего необычайного и иррационального была поддержана другими «чудотворческими» проектами. По задумке самарского художника Андрея Сяйлева, в городское пространство внедрили магические объекты, т.н. «magix box», коробки с расфасованным в них волшебным грунтом (отдельное спасибо Издательству УрГУ за щедрый взнос в виде огромного количества бумажной нарезки). Из них в мгновение ока «прорастали» скамейки, деревья, фонарные столбы – что называется, чудо на поток, сказка в фабричной упаковке.
Еще одна успешно реализованная идея Сяйлева – рассредоточенные в различных частях города рисованные тени человека с фотоаппаратом, нацелившего объектив на очередную достопримечательность. След фотографа давно простыл, а тени, фантомные образования из серии «улыбка без кота», – остались.
У проекта с тенями должно было быть продолжение. У подножий екатеринбургских памятников мы надеялись разместить силуэтные изображения монументов, находившихся на этом месте прежде. Даже не тени – фотограммы, словно бы запечатленные сверхмощным излучением и не подвластные тем историческим манипуляциям, от которых страдают «медные всадники» и «каменные гости». Хорошо известно, что каждый приходящий режим берется за создание своего пантеона небожителей, разоряя намоленные «капища». Со времен Владимира-Крестителя, когда языческих идолов сжигали, рубили в щепки и сбрасывали в реку, изменилось не многое. В Свердловске 1920-х гг. могли преспокойно стащить с постамента какого-нибудь Ваньку Голого - статую «Освобожденный труд» работы скульптора Эрьзи – и утопить в городском пруду. На месте обнаженного пролетария, разрывающего цепи, появился Владимир Ильич, но много раньше здесь находился совсем другой памятник, увековечивавший императора Александра II. После революции с ним не церемонились, так же, как с памятниками Петру I и Екатерине I, чье место на набережной впоследствии заняли бюсты Бажова и Мамина-Сибиряка. Но прошли какие-нибудь восемдесять лет, и вот уже закрутилась новая свистопляска. Одно из последних ярких впечатлений – то душераздирающее зрелище, что представлял собой гранитный Малышев, немытый и нечищеный, закутанный в некое подобие рыболовецкой сети, выдворенный с площади своего имени.
История цензурируется, в герои назначают, но могут и разжаловать. Вокруг этого мы попытались выстроить свой проект. Андрей Сяйлев подготовил эскизы. Но - не случилось. Необходимых согласований проект не прошел, нас заподозрили в крамоле и глумлении над памятью почтенных людей. Вместе с тем, обнаружились любопытные подробности. Оказывается, после завершения реконструкции набережной бюсты Бажова и Мамина-Сибиряка сменят «прописку», а вакантное место вновь займут самодержец и самодержица. Более того, сам губернатор Эдуард Россель выступил с неожиданным предложением – вернуть на Площадь 1905 года Ваньку Голого, точнее повторяющую его копию. Смелая мысль. Вождь мирового пролетариата и обнаженный атлет рядом – пикантная, должно быть, получится пара. И все же памятники, «отбрасывающие» тени предшественников – на мой взгляд, более деликатная и, вместе с тем, интригующая реконструкция, которая, возможно, помогла бы преодолеть еще и извечную инерционность зрительского восприятия, проявляющуюся в отношении традиционных монументов.

О наболевшем

Тема нереализованных проектов оказалась особенно актуальна для фестиваля «СтолпоТворение». Вообще public-art - это источник неугасающих конфликтов и споров, ведь все то, что выносится на общественный суд, подвергается особенно придирчивой цензуре. Но мы в процессе подготовки фестиваля, помимо всех известных сложностей, столкнулись с еще одной проблемой – вездесущей рекламой!!! Занять под роспись стену какого-либо здания в центре города, независимо от степени презентабельности этого строения, оказалось практически невыполнимой задачей. Немногие свободные места, пока еще не изуродованные растяжками, щитами и баннерами, доживают последние деньки. Собственники зданий ничтоже сумняшеся сдают в аренду «рекламные площади», плюя и на существующие законодательные нормы, и уж тем более на соображения эстетики. Придирчиво выбирая для фрески Паши Шугурова подходящее здание, мы только лишь успевали прицелиться – готовили эскиз, хлопотали в Главархитектуре, как выяснялось, что место уже занято – «горящие путевки», «необыкновенно вкусный кофе» и другая напасть становились у нас на пути. И как же было обидно, что нам так и не удалось расписать СИНХ. Институт в самом центре города, где обретается множество студентов! Хитро запроектированная стена, состоящая из уступов-профилей, на которую роспись так и просится!.. Но не повезло.
Спасение пришло оттуда, откуда не ждали. Уже не надеясь на успех, мы обратились в Свердловскстат (одно это слово – кладбище согласных – уже вселяло трепет) с предложением расписать здание, расположившееся в аккурат напротив губернаторской резиденции и в непосредственной близости от Храма на Крови, симпатичными персонажами, вроде Тополя-Потапа и Алмазных палок. Статисты хмыкнули … и согласились.
С тех пор сотрудники Центра современного искусства так же преданы делу статистики, как все российские футбольные болельщики – замечательной стране Хорватии.

Замочные скважины

Обычно, место твоего обитания слишком хорошо знакомо, чтобы обращать внимание на окружающую обстановку, приглядываться к домам или памятникам. На вопрос, где в Екатеринбурге находится особняк с атлантами или бюсты каким писателям уже целую вечность обретаются на Плотинке, ты, скорее всего, будешь долго и мучительно подыскивать ответ. Но стоит хотя бы ненадолго выпасть из привычного окружения, например, уехать в отпуск, и «автопилот» срабатывает уже не столь безупречно. Привычный путь на работу больше не кажется таковым. Ты вдруг замечаешь исчезновение гигантской рекламной растяжки с гениальным по своей непонятности слоганом «Харизма гнет панты», и вместо прожженной светской львицы замечаешь двух мульпликационных человечков, рекламирующих пуховики. Дальше больше – и вот ты уже не находишь киоска, где всю жизнь запасался несъедобной, но спасительной снедью. Ощущения, сравнимые с переживаниями персонажа фильма «Амели» - того, над которым подшутила изобретательная героиня, заведя будильник не на тот час, привинтив не с той стороны дверную ручку и заменив зубную пасту на гадкий и несъедобный крем…
Наверное, в силу этого гораздо больше конкурсных заявок и реакций на фестиваль мы получили от иногородних, даже иностранных художников, заинтересовавшихся судьбой недостроенной башни и возможностью сделать что-то в Екатеринбурге, нежели от местных художников, не нашедших для себя в этой теме ничего особенно экстраординарного и вдохновляющего. Но некоторые из екатеринбургских художников все же решили побороть рутину и скуку и разбудить в горожанах азарт первооткрывателей.
Упомяну в этой связи один, очень симпатичный проект «Замочные скважины», предложенный Ксенией Чистяковой и Олегом Горбенко. К различным объектам на центральных городских улицах были прикручены разноцветные деревянные плашечки с проделанными в них смотровыми отверстиями. Заглянув в такое отверстие, зритель мог обнаружить детали, прежде ускользавшие из внимания - кирпичные крыши «a-la Скандинавия», окно общепита со снующими людьми, «как в немом кино»; или же любопытные, словно бы коллажные совмещения несовместимого – например, телебашню, соседствующую со значком «Парковка» (сами судите, какие транспортные средства здесь швартуются).
Выуживая таким образом свежие впечатления в массе примелькавшихся картинок, художники приглашают перейти от шапочного знакомства со своим городом к более внимательным и трогательно-интимным отношениям.

***
Фестиваль увенчался престранным oпен-эйром, по числу технических накладок способный дать фору любому другому мероприятию, когда-либо проводившемуся ГЦСИ. Видимо, роковую роль сыграл выбор символа фестиваля – недостроенной телебашни, воплощающей город с «не вполне достоверной природой», «строящийся и разрушающийся одновременно». Участники закрытия – Сергей Лаушкин, арт-группа «Суп и облака», группа «А-Ять», художники и музыканты тюменской «Пакс-студии» - героически сопротивлялись обстоятельствам. Напоследок из дивного «экскурсионного» автобуса «Супов и Облаков» был похищен исключительной ценности артефакт – диск с записанной на него «телегой» в исполнении неугомонного фронтмена группы «33+1» Паши Шугурова:

Выезжаю на Комсомольскую, двигаюсь вниз.
Впереди Блюхера – как крутой карниз
Вечная пробка – это Ленина,
Как бы суда приплести Тургенева?

Джага-Чам, Чам Большой
Джаг-Джаг, Чама Город твой
Джага-Чам, Чама навсегда
Джага-Чам, Чама ты и я.
И т.д.

Вот так, не в песок, а все-таки в народ ушло современное искусство.

Светлана Булатова