Мой идеал искусства Шугуров Павел
Это эссе я написал, чтобы прояснить, в первую очередь – самому себе, заданные условия для рождения того, что я понимаю, как искусство. Причем не где-то, а здесь и сейчас. Так же ставилась задача представить коллегам критический взгляд на нашу деятельность.
Сначала я хотел бы немного проанализировать авторские стратегии наиболее интересных мне деятелей современного искусства (примеры работ смотрите в приложении к тексту).
Идеал моего искусства в контексте своей местности воплощает Николай Полисский [1]. Качественное современное искусство, полностью соответствующее определенному ландшафту, исторической и культурной среде, закладывающее основу самовоспроизводящейся индустрии производства и туристического сервиса. Интерес вызывает то, как изящно Полисский обходит неизбежное вырождение локальной инициативы в творческую монополию. С одной стороны, он всегда сохраняет за собой авторство, принципиально привлекая в свою артель не-художников, людей, которым авторство просто не нужно. Именно это позволяет создавать цельные, концептуально-законченные и масштабные произведения. Это же подводит некоторую черту - конечность проекту, который обречен завершиться вместе с инициативой автора, без возможности стать индустрией. Чтобы избежать этого, Полисский организовал фестиваль «Арх-стояние» [2], предлагающий известным деятелям искусства попробовать себя в жанре средовой инсталляции. Воплощаются идеи силами той же артели. Это уже производство! Некий «китайский подход»: любые ваши задумки силами наших рабочих, на нашей базе, из нашего сырья… для вашей славы и нашего статуса! Именно это отличает «Арх-стояние» от других подобных «фестивальных» проектов, осуществляемых силами самих авторов или подрядных организаций: художественных – «Паблик арт программы» Красноярского музейного центра [3], Самарской Ширяевской биеннале [4], Артклязьмы [5] и Artполя [6]; архитектурных – фестиваля «Города» [7], «Арх-кузница» в Ульяновске [8], АРХваренье в Красноярске [9]; российских и зарубежных (например, Burning man [10] или Sculpture by the sea [11]).
Вероятно, в скором будущем, при известной поддержке власти и привлечении дополнительных сил в сферу обслуживания, можно надеяться, что Николо-Ленивец станет привлекательным местом для крупных инвестиций в туризм и иные возможные индустрии. Удивительный проект!
Нечто подобное, но в ином масштабе, осуществляется сейчас в Перми [12] командой Марата Гельмана, стратегию городского искусства развивает Наиля Аллахвердиева, приглашенный куратор из Екатеринбурга. Однако при всей схожести: новый курс политики, направленный на создание культурной индустрии на месте исчезнувшей промышленности; Гельман подходит к решению задачи с другого края. Идея раскачивать местные силы в размерах почти миллионного города и ждать уникального продукта показалась Пермским экспериментаторам не осуществимой или осуществимой не так скоро, как хотелось бы, поэтому они стали действовать, как миссионеры-просветители или, как называют их пермяки – «варяги». Они привлекают в Пермь лучшие творческие силы России в надежде на то, что эта культура привьется и начнет самовоспроизводиться. Сильной стороной этого поистине новаторского для России проекта являются размах и очень умелая пиар-стратегия (пиар Гельмана – его главное искусство). Сомнения же вызывают методы прививания неапробированного в местной среде материала в таком глобальном масштабе. Хотя в самой концепции «культурной политики Перми» существуют масса ссылок на традиции местной культуры (звериный стиль, деревянную скульптуру), на деле – «привозные» проекты имеют мало отношения к местности, приживаются с трудом, часто вызывая отторжение Пермского сообщества. Безусловно, отторжение – явление временное, более того, культурный протест, если такой примет некие выраженные формы, будет без труда включен в ту же программу культурной политики, без ущерба, как одно из возможных явлений заявленного многообразия индивидуального творчества. Сомнение заключается в другом. Предположим, программа «заработает», Пермь «включится» в глобальный процесс, станет центром культурной индустрии Урала, Сибири и даже Дальнего Востока. Конкурировать с Петербургом (феноменом культурного самовоспроизводства при отсутствии индустрии) или Москвой (с ее количеством людей и «свободных» средств) все-таки вряд ли получится. Не имея своего «уникального», но активно информационно развиваясь, скорее всего Пермь станет филиалом Москво-Питера: провинциальной лабораторией, «кузницей кадров» или «разминочной площадкой»… тем же, чем является Москво-Питер для, например, Нью-Йорка.
Сравним эту стратегию Перми с ближайшим к нему Екатеринбургом. У Екатеринбурга нет единой концепции культурной политики, но в силу исторических обстоятельств, его развитие отличается естественной поступательностью. Различные деятели и институции развиваются здесь, кооперируясь, конкурируя, конфликтуя друг с другом, реализуют непрерывную творческую активность города, но не перерастающую в индустрию. В этом Екатеринбург подобен Петербургу, но лично мне интересен больше - в силу публичной ориентированности этого процесса.
Начать разговор о культуре Екатеринбурга, в интересующем меня сегменте городского искусства, как средства коммуникации и самоорганизации горожан, следует с творчества Старика Букашкина [13]. Его метод включения не-художников в созидание иного «общего пространства» на местном культурном материале совпадает со стратегией Полисского, правда, в другом контексте и в камерном масштабе и без развития дальше частной практики. Поэтому чудесное, уникальное дело Старика оборвалось вместе с его смертью. Он оставил немало почитателей, но не оставил им механизма продолжения своего дела. Сегодняшние его «последователи» представляют собой бессодержательное, декоративное явление, консервирующее живой тип народной культуры, активизированный Букашкиным.
Невозможно не упомянуть публичные акции художника Александра Голиздрина [14], яркие, актуальные, но слишком оторванные от местного культурного контекста, чтобы привиться и дать какие-то всходы.
Удивительна и уникальна деятельность Арсения Сергеева и Наили Аллахвердиевой, сначала, как филиала ГСЦИ, потом как организации «Артполитика» [15]. Нынешняя их пермская деятельность мало чем отличается от екатеринбургской: привлечение ярких современных художников для воплощения проектов силами местной молодежи, тем самым включая «своих» в контекст российского и мирового искусства. Та же «фестивальная» стратегия. Уникальность екатеринбургского периода их деятельности - в абсолютном чувстве родного пространства: все проекты были не просто «сделаны в Екатеринбурге», они были плотью от плоти города. Банальная идея росписи строительных заборов приобрела в Екатеринбурге, чемпионе уплотнительной застройки центральных районов города, абсолютно новое мощное звучание. Практически все проекты Арсения и Наили – исключительно контекстуальные. Они нашли поистине удачную «культуру», засеяли ей поле и начали заботиться о первых всходах, пока в 2005 году их не подкосили, уволив из ГСЦИ. После этого их «плантация» была уже поделена, замусорена иными инициативами и экспериментами. Для изменения культурного ландшафта города Наиле и Арсению не хватило власти, времени и способности к кооперации. Главное отличие нынешнего пермского этапа их деятельности - это иной качественный уровень взаимодействия с властью, в том числе и четвертой – СМИ. Ускорение времени, форсирование событий в Перми явно вредит новому эксперименту. Ну, а «способность к кооперации» - вообще болезненный комплекс нашего актуального искусства, которое воспринимает культуру России, как долину дымящихся останков, как бесцельное шатание зомби, годных только для осторожного высмеивания из-за угла. Отчасти это действительно так: советские формы искусства не подают признаков жизнеспособности, а досоветские были настолько изуродованы, что тоже не оставляют надежды на возрождение. Но активность актуальных художников, понимающих «мертвое поле» как пространство для любых экспериментов и, часто, как разминочную площадку для прыжка в «настоящую» культуру, не учитывает историческую память. Культура не воспроизводится, но это не свидетельство ее бесплодности. Возможно, она просто ждет условий или «умелого» обращения. Эгоистичная позиция актуальных деятелей выводит их в своеобразную резервацию. И одно дело работать в деревне, где неприятие «этой городской культуры» и отсутствие местной - уже традиция, другое – в городе, где живы ценители и собиратели городской старины, где продолжают существовать масса институций со своим представлением о культуре. Получалось так, что Арсений и Наиля «строили» не Екатеринбург, а «свой Екатеринбург», и надо отдать им должное – сделали больше, чем можно представить. Боюсь, что их пермские проекты продвигаются тем же путём, пусть в новом масштабе, но в той же резервации, и при этом не отличаются такой «сроднённостью» с «духом места».
Городскую направленность искусства переняло и новое руководство Екатеринбургского филиала ГСЦИ [16], но, к сожалению, за 5 лет, с 2005 года, ему не удалось сделать «шедевральных» проектов, именно из-за формального обращения с контекстами среды. Мне грустно об этом говорить, потому что именно с этой командой ГСЦИ связано становление нашего движения 33+1, наши первые реализации.
Но Екатеринбург не дремлет. В 2009 году появился проект «Стенограффия» [17]. Стратегия та же – фестивальная: приглашенные звезды активизируют местные силы. Уникальность «Стенограффии» - это упор проекта на граффити. Движущая сила граффити, как известно – молодежный протест и самоутверждение. Какие результаты даст «Стенограффия», обладающая достаточно мощным пиар-рычагом на местном уровне? Как будет выглядеть Екатеринбург, став столицей «уличного искусства»? Безусловно, за год граффити в Екатеринбурге стало несравнимо больше, как удачных и качественных, так и корявых, уродливых, но в целом все равно вторичных, подражательных. Стоит так же вспомнить нашумевшую недавно акцию с нарисованным конопляным листом на зеленом фонаре светофоров в центре Екатеринбурга – отличная «уличная интервенция», достойная столицы street art. «Забомбить» свой город» - это ли цель «Стенограффии»? При всем уважении к организаторам, эта культурная стратегия все же выглядит сомнительной. Но кто знает? Эксперимент только начался.
Город Омск дает пример иной инициативы, причем тоже уже исторической. Известный всей стране Егор Летов прожил всю жизнь в отдаленном районе Омска, принципиально не давая концертов в родном городе. Но творчество его позиционировалось именно как «сибирское», омское. Так же действует сейчас художник Дамир Муратов [18]. Он предпочитает не выносить своё творчество за пределы участка своего частного дома в удаленном, неблагополучном районе Омска. Он не распыляется. Он как бы собирает Омск вокруг себя. Почти Букашкинская стратегия, но без «выноса» искусства в город. Социальный же феномен Муратова реализуется больше в медиа-среде. На городском уровне - как контраст художественного фасада «Кучума» (как художник называет свой дом-галерею), постоянно посещающей его богемной публики на дорогих машинах, внимания СМИ и грязного, никчемного, деревенского окружения. И на федеральном уровне – как контраст актуальности и уникальности взгляда художника и его провинциального окружения. Омск знает Муратова, а мир узнает Омск, привлеченный искусством Муратова.
Продолжить галерею портретов героев сегодняшнего дня, в одиночку удерживающих уровень отечественной культуры, хотелось бы упоминанием опыта Владимира Овчинникова [19], который за несколько лет превратил городок Боровск в место культурного паломничества. Боровск – небольшой, расположенный сравнительно недалеко от пресыщенной Москвы, «раскачать» его, возможно, и не такое уж большое дело. Уникальность пути Овчинникова в том, что он был один, без поддержки, более того в серьезной конфронтации с «конкурентами» искусства – властью и религиозных институций.
Подобных «личных» инициатив достаточно много. У нас, во Владивостоке, могу сразу назвать художника Джона Кудрявцева [20] – «душу и лицо города»; Татьяну Витковскую [21], продолжающую строить бетонные скульптуры вокруг дома 22 на улице Сабанеева; чету Кривовых [22], создавших из своего дома 49 на улице Папанина в Артёме «волшебный мир». На ум приходят и группа Снег [23] на Петроградке, и Малая академия искусств на Фонтанке [24] в Питере, и мощная заявка прошлого года Новосибирской группы «Людистен» [25]. Отличие этих стратегий от тех, кого я упомянул подробнее, состоит только в степени актуальности и масштабе социального позиционирования творчества. Екатеринбургские инициативы Старика Букашкина были позиционированы поклонниками его таланта, уже после его смерти. Омский Муратов сам «продвигает» идею сибирского отрешения в «беднотауне» через сообщество деятелей современного искусства. Овчинникова и Боровск позиционируют пользователи интернета, воспринявшие городские росписи, как «русские граффити» - долгожданный ответ на засилье подражательных рисунков.
Я рассмотрел лишь некоторые культурные инициативы, которые могут послужить иллюстрациями к рассуждениям о современном состоянии искусства и моём идеале. Безусловно, инициатив намного больше. В том же Омске, представленном мной, как «слепое пятно», например, очень мощно и творчески представлена городская скульптура авторскими вещами Александра Капралова [26]. Многие города стараются оживить свою среду, иногда эти проекты поистине масштабны. Вспомним опыт подмосковного Раменского [27], или примеры художественного благоустройства в Питере [28]. Это «обратные» примеры. Достаточно масштабные и затратные мероприятия оказываются значительно менее эффективными, чем описанные выше, потому что игнорируют «авторство», осуществляются локально, без должного пиара и позиционирования.
Бытует мнение, что искусство сегодня есть только два типа искусства: коммерческое или радикально политизированное. Отличные проекты последних лет российской группы «Война» [29] и их зарубежных «коллег» («Yes men» [30], Banksy [31], JR [32] и других) действительно задали новое качество актуальному искусству. Верно и то, что кого не посадили, того купили, а кого еще не купили, того покупают в данный момент. Своим эссе я хотел представить «третий путь», которого пытаюсь придерживаться сам. Моя позиция – политическая. Наша общественная система не работает - не только в России, но и в мире. Находясь, в глубокой провинции, во Владивостоке – это особенно ощутимо и особенно понятны глубинные причины глобального кризиса… что, как не парадоксально, вселяет в меня оптимизм, уверенность в значимости и уникальности «Владивостокского эксперимента» (идеологическими тезисами которого можно считать данный текст, а практикой – деятельность нашего движения 33+1 [33]). Причина кризиса – это неуважение между людьми, наша разрозненность. Наладить общение, восстановить уважение и общество – вот наша политическая цель. Поэтому при всем восхищении изобретательством радикальных активистов, я – не сторонник данного направления. Так же как и деятельностью коммерсантов от искусства. Денежные отношения, арт-рынок, пиар – все это, имеет значение только как часть индустрии «производства смыслов», общественной пользы. Как самоцель – это бессмысленно и порочно. Но критика моя – мягкая. Метод «третьего пути» включает, кооперирует и радикалов, и коммерсов, открыто или незаметно привлекая их к главной работе – восстанавливать уважение в обществе и понятие общественной пользы.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
В моем представлении, искусство должно: быть новаторским, быть для людей, быть образцом, быть частью культуры, быть авторским.
1) быть новаторским…
«Быть новаторским» почти равноценно «быть заметным». Этот тезис нет необходимости расшифровывать молодому поколению художников, они уже включились в глобальный арт-процесс. Новация – движущая сила сегодняшнего мира и искусства. Стоит отметить, что в отличие от бурных формалистических экспериментов прошлых и, особенно, прошлого века, почти все заметные современные художественные практики сконцентрированы на «производстве смыслов», а не на изобретении технологий, техник, постижения законов восприятия или передачи информации, предоставив все это профессионалам от науки и пользуясь уже их достижениями. Искусство реализуется на том же поле, что и власть, религия и СМИ, иногда кооперируясь, иногда конфликтуя с ними. Этого важного обстоятельства недопонимают большинство действующих художников, особенно представители «старой школы» из бывших советских стран, из «параллельной истории искусства». Они искренне удивлены, а чаще недовольны происходящим в глобальной культуре и дистанцируются от нее. Но известно, что «если вы не интересуетесь политикой, это не значит, что она не интересуется вами». К их сожалению, все без исключения действующие художники включены в современное искусство. Но активное понимание и позицию демонстрируют только некоторые, возможно, не самые талантливые и зачастую не самым тактичным образом, остальные же ведут себя, как пассивное большинство, либо не надеясь ни на что, либо надеясь на кого-то, кто все решит за них: куратора, промоутера, галериста.
Слышно того, кто громче кричит, однако, не всегда его голос - решающий. Быть убедительнее кричащего – вызов стремящемуся быть заметным. Искусство должно быть новаторским, оно открывает новые смыслы, указывает новые пути для тех, кто сомневается, а это, практически, все человечество. Спрос огромный!
2) быть для людей…
С этим тезисом посложнее как раз у «новаторов». Перепроизводство товаров в мире потребления переставило акцент с «вещи функциональной» на «вещь привлекательную». Быть для людей – это функция искусства, но чтобы выжить в конкурентной борьбе за человеческое внимание, искусству приходится максимально эксплуатировать свои главные отличительные свойства – привлекательность и образность, отодвигая саму свою функцию. Не удивительно, что большинство из актуальных арт-деятелей, то есть тех, кто сознательно участвует в современном искусстве, увлеклись внешними эффектами своего творчества и провалились в своего рода «смысловой формализм», стали интеллектуальным аттракционом. Благодаря им, современное искусство постоянно смещается от «производства смыслов» в «производство отдыха от смыслов», то есть в индустрию развлечений. Но в этой области спрос на искусство намного меньший, а конкуренция больше: галереи и музеи против кинотеатров, клубов, пляжей, алкогольных посиделок и т.п.
Проверка на «быть для людей» так же открывает неутешительную картину того, насколько сознательно «актуальные художники» являются актуальными. Большинство оказывается лишь эффектными «заманихами» чужих галерейных бутиков или сувенирных лавок собственных поделок. Продавая людям подсахаренную воду, как «вкус свободы», мы забыли, что это они, люди, позвали нас сюда. Еще в детстве, заметив наш необычный взгляд на обычные вещи, нас подбадривали, от нас ожидали. Обманутые всеми - властью, религией, журналистами, они надеются, что «красота спасет мир». Разочаровывая их, мы дискредитируем само искусство, уподобляемся чиновникам на откатах, попам на Мерседесах или жёлтой прессе. Но какой же красоты хотят люди? Соцопрос ответит на этот вопрос, но будет абсолютно бесполезным, потому что современный человек нуждается не в красоте как таковой, а в открывании этой красоты, в переживании ее рождения. Рассказывать он будет уже о «пережитом», а нуждаться в «еще не пережитом». И ответить на его такой туманный двоякий запрос мы сможем только методом проб, ошибок и выводов. И нет лучшей площадки для подобных экспериментов, чем общественное пространство (реальное – улицы и медийное – интернет). Комплексный подход: художественное событие на улице, собирающее живую людскую реакцию во всем известных обстоятельствах и то же самое событие, представленное в интернете – идеальная форма актуального художественного эксперимента.
Люди не делятся на хороших и плохих, социальные слои и группы не делятся на хорошие и плохие. Неуважение, ненависть друг к другу, подогреваемая нездоровой конкуренцией и эгоизмом – это причина развала общества и кризиса цивилизации, и цель искусства. Поэтому я с сомнением отношусь к агрессивным проектам…
3) быть образцом…
Этот тезис, видимо, имеет национальные корни. Русские говорят: «произведение искусства», американцы: «piece of art» (часть или кусочек искусства). У русских - «искусное» производит нечто, у американцев - «искусное» прирастает новой частью. И если у русских «искусное» произвело нечто, например, некачественное, это в целом не меняет саму его суть, и мы говорим: в следующий раз будет лучше. У американцев каждый некачественный «кусочек» уродует целое. Конечно, это только метафора.
Качество изготовления «произведенных искусством» предметов должно стать приоритетным для русских художников, потому что у нас нет больше возможности дискредитировать себя. Все привычные отговорки «маленькими бюджетами», «сжатыми сроками», «недобросовестными подрядчиками» уже уронили статус нашего искусства «ниже плинтуса». Критерии качества известны: соответствие техники исполнения избранному материалу, соответствие материала идее произведения, соответствие произведения способу экспозиции и восприятию публики. Главный же критерий – это соответствие произведения идеальному представлению о нём художника, без каких-либо оправданий: или соответствует, или нет. Корректируется же это представление конкурентоспособностью произведения на международном рынке искусства и сопоставлением с музейными образцами.
Почему же вопрос качества столь важен? Не только потому, что у идеального продукта большая конкурентоспособность. Потому что именно безупречным исполнением подтверждается жизнеспособность новаторской идеи. Каждое произведение искусств – это своего рода рабочая модель возможного мира: от творческой задумки, через компромисс между задуманным и производственными возможностями, через компромисс между готовым произведением и способом его презентации миру. Таким образом, если оценивать проекты не только конечным результатом, а индустрией их создания, то «образцами» окажется далеко не всё, что могло таким представляться.
4) быть частью культуры…
Этот тезис развивает предыдущие. Закладывая основы производства и общественных отношений, в ходе работы над произведением искусства, арт-деятели ткут саму структуру культуры. Сейчас в России развиваются два независимых процесса. С одной стороны, перерождается в новые формы советский реализм, существующий на допинге государственного обеспечения, на старых ВУЗовских программах, на общественном заказе, вспоминающем вчерашнюю стабильность, утраченную и желанную. В современных условиях это движение превратилось в мещанские истории, рассказанные языком чуть наивных, но абсолютно узнаваемых форм с определенной долей мастерства в традиционных художественных техниках. С другой стороны – актуальное искусство, действующее рекламными технологиями: привлечения и удерживания внимания, черного и белого пиара. Не находя понимания у зрителей, актуальные художники утешают себя тем, что они – часть глобальной культуры, и их место – не здесь.
Первые «мыслят локально и действуют локально», воспроизводя то, что уже было, только с потерей качества, не заботятся о новации и обречены на вырождение. Вторые «мыслят глобально и действуют глобально», но всегда на шаг отстают, находясь на обочине процесса, не управляя им, а лишь имитируя. Они желают новации, но не имеют шансов быть новаторами. Они копируют образцы глобальной культуры средствами имеющейся индустрии, не имея возможности, а часто и желания, создать хоть какое-нибудь производство, адекватное среде своего бытования. Два направления активно противостоят друг другу, можно уже сказать – исторически. Очевидно, что это противостояние вызвано общим кризисом культурной самоидентификации. Так же очевидно, что ни первый, ни второй путь не ведет к выходу из кризиса.
Верным путем будет установка «мыслить глобально, действовать локально», то есть создавать искусство на местной культурной платформе, местными средствами, для людей, которые тебя окружают, но позиционируя всё это, как часть глобальной мировой культуры, пытаясь соответствовать уровню и конкурировать со всеми новациями глобализма. Только так мы сможем смахнуть плесень с того наследия, что свалено грудой у нас в подвале, рассмотреть, понять ценность того, что имеем, и найти аргументы доказать эту ценность миру, утвердить тем самым свой статус.
5) быть авторским…
Заключительный тезис «быть авторским» как бы скрепляет то, что было описано выше. Личное творчество, мировоззрение – это метод исследования, эксперимента искусства. Часто художник сводит свое авторство к узнаваемости, считает, что если он «делает всё из резины» и его уже узнают, как «резиновых дел мастера» - это и есть его авторский стиль. Все-таки это не стиль, это стратегия пиара, саморекламы. Авторство – это личностный выбор в заданных условиях. И тем, насколько этот выбор творческий (находчивый), определяется значимость автора.
Однако важно понимать, что различными рассуждениями и запросами, типа вышеизложенных или любых других, общество может лишь формировать «техническое задание», критерии отбора кандидатов на социальный заказ, но любая корректировка творческого процесса «отобранных» невозможна. Свобода художественного волеизъявления – это словно памятник самой возможности свободы личности. Если художнику доверено делать проект, то никто не может влиять на его деятельность… можно принять или отвергнуть его произведение, но нельзя оставить ее неоплачиваемой или требовать переделки. Главная награда художника – следующий заказ. Безусловно, художник, как и любой не-художник, должен действовать в рамках существующего закона.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
ССЫЛКИ
(фотографии взяты с указанных сайтов)
[1] Николай Полисский (Николо-Ленивец):
http://www.polissky.ru/
[2] Фестиваль «Арх-стояние» (Николо-Ленивец):
http://arch.stoyanie.ru/
[3] Красноярский музейный центр:
http://www.mira1.ru
[4] Ширяевская биеннале современного искусства (Самара):
http://www.shiryaevo-biennale.ru
[5] Фестиваль «Артклязьма» (Москва):
http://www.artkliazma.ru
[6] Фестиваль «Artполе» (Москва):
http://aidangallery.ru/projects/ARTPOLE
[7] Фестиваль «Города»:
http://www.goroda-fest.ru
[8] Фестиваль «Арх-кузница» (Ульяновск):
http://www.ak2010.ru
[9] Фестиваль «АРХваренье» (Красноярск):
http://community.livejournal.com/koua/12715.html
[10] Фестиваль «Burning man» (США, Невада):
http://www.burningman.com
[11] Фестиваль «Sculpture by the sea» (Австралия, Сидней):
http://en.wikipedia.org/wiki/Sculpture_by_the_Sea
[12] «Паблик арт программа Музея PERMM»:
http://dadashka.livejournal.com, http://www.permm.ru
[13] Старик Букашкин (Екатеринбург):
http://ru.wikipedia.org/wiki
[14] Александр Голиздрин (Екатеринбург):
http://www.gif.ru/people/golizdrin/city_/fah_
[15] «Артполитика» (Екатеринбург, Пермь):
http://www.artpolitika.ru
[16] Екатеринбургский филиал ГСЦИ:
http://www.ncca.ru/main?filial=5
[17] Фестиваль «Стенограффия» (Екатеринбург):
http://stenograffia.ru
[18] Дамир Муратов (Омск):
http://omskvich.livejournal.com/24910.html, http://www.lernergallery.ru/muratov.htm
[19] Владимир Овчинников (Боровск):
http://vladiov.narod.ru, http://autotravel.ru/otklik.php/2779
[20] Джон Кудрявцев (Владивосток):
http://www.youtube.com/watch?v=m6espB_cHuA&feature=player_embedded
[21] Татьяна Витковская (Владивосток):
http://www.youtube.com/watch?v=OIMITqblt8Q&feature=player_embedded
[22] Супруги Кривовы (Артём):
http://www.ptr-vlad.ru/news/ptrnews/36770-semja-arkhitektorov-iz-artema-prevrashhaet-musor.html
[23] Группа «Снег» (Санкт-Петербург)
[24] Малая академия искусств (Санкт-Петербург):
http://www.lubenko.ru
[25] Группа «Людистен» (Новосибирск):
http://vkontakte.ru/club21060967
[26] Александр Капралов (Омск):
http://www.lib.omsk.ru/VIII_Resursy/8_4_bibl_prod/skulpt/html/avt5.html
[27] Колористика Раменского:
http://blog.nosecret.ru/2008/07/23/1194/#more-1194
[28] Художественное благоустройство в Питере:
http://www.33plus1.ru/Decor/Fine_Monumental_Art/1_SPB_public_art/SPB_public_art.htm
[29] Группа «Война»:
http://ru.wikipedia.org
[30] «Yes men» (США):
http://en.wikipedia.org/wiki/Yes_men
[31] Banksy (Англия):
http://www.banksy.co.uk
[32] JR (Франция):
http://www.jr-art.net
[33] 33+1 (Владивосток, Кемерово, С.-Петербург):
http://33plus1.ru
 |
